 Неоколониализм, жестокая эксплуатация, грабеж, кровавые деньги: похоже, для критиков предлагаемого иракского нефтяного закона нет слишком подстрекательских названий. Если закон будет принят в нынешнем виде, он позволит слабому иракскому правительству, поддерживаемому США, быстро продавать национальное достояние по дешевке, подписывая чересчур выгодные контракты с иностранными нефтяными компаниями. По крайней мере, таковы аргументы, особенно среди радикалов, склонных отнести всю американскую стратегию в регионе к категории меркантилизма, подкрепленного бомбами.
С такой же резкостью Венесуэла сегодня настаивает на изменении условий немногих оставшихся неисправленными контрактов с западными нефтяными компаниями. Тем временем в России становящийся все более несносным президент Владимир Путин ясно дает понять, что в будущем иностранных нефтяников будут принимать не так тепло, как в 1990-е годы. По всему миру, от Алжира до Китая, правительства меняют условия инвестиций в нефть и газ на том основании, что они не получают справедливую долю прибылей. Критикам капитализма прошлогодний рост нефтегазовых цен, похоже, дал долгожданную возможность незаметно отвести глобальный баланс сил от корпоративных гигантов и наиболее близких к ним правительств.
Но, несмотря на все это буйство, нет консенсуса о том, что должна включать в себя хорошая сделка, с точки зрения государства, богатого энергией, а странам с самой жесткой риторикой не всегда удается добиться наименее выгодных сделок. По словам Саада Рахима из консалтинговой фирмы PFC Energy, доля нефтяной выручки, которая достается государствам, варьирует от 90% до 10%. И есть множество причин, помимо разных уровней национального самоутверждения, по которым картина так неоднородна. У некоторых стран ресурсы малы или труднодоступны, либо совсем нет известных резервов, и они вынуждены предлагать благоприятные условия, чтобы привлечь интерес иностранцев. Другим странам, похоже, нравится заниматься бизнесом любого рода в рискованных местах (в некоторых случаях благодаря осуществленной в прошлом национализации нефтяной отрасли), и поэтому они должны предлагать преференции, чтобы заманить инвесторов. Еще кто-то согласен пожертвовать частью своей доли ради создания дополнительных рабочих мест или диверсификации экономики.
Правительства (в том числе правительства богатых стран, даже США) часто получают в итоге меньшую долю нефтяной прибыли по менее поучительным причинам, таким как простая некомпетентность. По их собственному признанию, американские чиновники случайно оставили важное положение в контрактах, подписанных в 1998-1999 годах с нефтяными компаниями, ведущими бурение в федеральных водах, заставив налогоплательщиков выложить 14 млрд долларов. Теперь те же чиновники предупреждают конгресс, что его усилия по возмещению этих денег могут обойтись государству еще дороже в форме дорогих исков и задержек будущих платежей. Бедным странам с плохо финансируемыми и коррумпированными бюрократиями часто еще труднее держать нефтяные фирмы в узде.
Общая ошибка, сделанная богатыми энергией странами, - это заключение недальновидных контрактов без учета возможного изменения цен. Венесуэла подписала соглашение, которое сейчас хочет аннулировать, в 1990-е годы, когда нефть стоила в районе 10 долларов за баррель. При такой цене трудоемкий процесс добычи чего-то полезного из обширных залежей похожей на деготь "тяжелой нефти" едва ли был выгоден. Так что правительство предложило снизить ставку налога на прибыль для таких проектов и установить отчисления от продаж в размере всего 1%. Когда в последние годы цены выросли, такие приманки стали казаться невозможно щедрыми.
Россия - это еще одно место, где изменилась ситуация. Она была бедна и отчаянно нуждалась в инвестициях в 1994 году, когда подписала с консорциумом во главе с Royal Dutch Shell контракт на освоение нефтегазовых резервов у тихоокеанского побережья. Чтобы убедить инвесторов взяться за такую сложную работу в стране со столь рискованной политикой, правительство согласилось отказаться от своей доли прибыли до тех пор, пока консорциум не возместит свои затраты. Но оно не предвидело задержек и увеличения расходов по проекту почти вдвое, что отразилось на схеме и отодвинуло день платежа.
Многие богатые нефтью страны пытаются отойти от таких жестких режимов. Но почти нет консенсуса о том, что может их заменить. Многие правительства подписывают контракты с непостоянными условиями, чтобы при повышении нефтяных цен вместе с ними поднимались или налоговые ставки, как в Малайзии, или доля продукции, которую получает государственная нефтяная компания, как в Азербайджане.
Некоторые страны, включая Анголу, дошли до того, что определили фиксированную норму прибыли от инвестиций, выше которой почти вся прибыль достается государству. Но такие соглашения неизбежно приводят к ссорам по поводу того, что считать законными расходами, на которые должна возвращаться прибыль. Ангольские контракты на прибрежную добычу структурированы таким образом, что компании на самом деле зарабатывают больше, если их проекты превышают бюджеты, и это может привести к позолоченным приборам в столовой для сотрудников, считает Грэхем Келлас из аналитической фирмы Wood Mackenzie. Иран же заставляет иностранных подрядчиков нести почти все убытки от превышения сметы - большой риск для нефтяных компаний, учитывая нынешний рост цен на материалы и на труд по всей отрасли.
Националистическая риторика часто затуманивает суть проблемы. В конце концов, Катар, принимающий крупные западные нефтяные фирмы с распростертыми объятиями, сумел обеспечить более значительную долю прибыли от своих нефти и газа, чем любая страна Южной Америки, несмотря на напыщенные речи о прекращении иностранной эксплуатации. Даже после того как Эквадор в прошлом году ввел налог на сверхприбыль нефтяных компаний, он, по подсчетам Wood Mackenzie, все равно предлагает инвесторам больше прибыли на каждый добытый баррель, чем Аляска, крупнейшая нефтяная провинция Америки. Недавние налоговые изменения в Британии обходятся нефтяным компаниям дороже, чем аналогичные меры в Венесуэле. В смысле поглощения процента будущей прибыли британские налоговики жаднее даже российских.
Самопровозглашенный "сырьевой национализм" не согласен даже с тем, что означает это выражение. Иракские подстрекатели утверждают, что любое соглашение, которое дает иностранным нефтяным компаниям формальное право на нефть или газ их страны, является непростительным оскорблением суверенитета. Тем временем президент Венесуэлы Уго Чавес заставляет нефтяные компании переходить на контракты, которые именно это и делают. Проблема не так запутанна, как кажется: иностранные нефтяные компании часто готовы щедро платить не только за право добывать нефть, но и за номинальное владение ею, что заметно отражается на их счетах, особенно в Америке.
Националисты также склонны побуждать государственные компании к увеличению своей роли в нефтяной отрасли и ради национальной гордости, и ради приобретения опыта. Но создание государственных нефтяных компаний само по себе требует больших затрат. Они редко так же эффективны и квалифицированны, как их частные партнеры, и часто доводят экспроприированные активы до истощения. После того как российский государственный нефтяной гигант, компания "Роснефть" захватила несколько месторождений частной компании ЮКОС, добыча практически упала, хотя в настоящее время опять растет. Российское государство, может быть, и вернуло себе контроль над нефтяной отраслью, но добыча и доходы государства почти наверняка меньше, чем могли бы быть при крупных частных инвестициях.
Повышение налогов, которое уже произвела Россия, - это более простой и часто более эффективный способ максимизации доли государства. Норвегия, например, облагает прибыль нефтяных компаний ошеломляющим налогом в 78%. При этом ее государственной нефтяной компании Statoil удается компенсировать лишь еще 6-7% прибылей отрасли, активно инвестируя в скважины и вышки.
Пожалуй, самый элегантный вариант для правительств - это спрашивать инвесторов, какую долю прибыли от каждого конкретного месторождения они готовы отдать, и наделять правом на производство того, кто делает самое лучшее предложение. В 2005 году Ливия провела такой аукцион, на котором иностранные инвесторы согласились отдать более 90% нефти, обнаруженной в 10 из 23 предложенных районов.
Эти цифры наводят на мысль, что даже сами нефтяные компании приходят к мнению, что самые выгодные контракты не обязательно лучшие, так как реваншистские правительства, вероятно, изменят соглашение, которое покажется им обременительным при ретроспективном взгляде. Продолжительность жизни многих крупных проектов не меньше 20 лет, и финансовые условия строятся на таких ожиданиях. В таких случаях скудный, но предсказуемый режим может оказаться предпочтительнее, чем привлекательный, который страдает от частых или радикальных пересмотров. По этому критерию худшим местом для добычи нефти, по мнению Рахима, является не Россия и не Венесуэла, а Британия, которая часто забавляется со своими налоговыми ставками.
|
